Тетрадь Смерти [ТВ] [2006]
Death Note
DEATH NOTE
DEATH NOTE デスノート
デスノート
Производство: Япония
Жанр: мистерия, драма, фэнтези
Тип: ТВ (37 эп. + 2 спэшла), 25 мин.
Режиссёр: Араки Тэцуро / 荒木哲郎
Снято по манге: Тетрадь Смерти
Автор оригинала: Оба Цугуми / 大場つぐみ
Зло – заразная штука. Мы все инфицированы, без надежды на иммунитет, и порой для того, чтобы запустить этот часовой механизм, достаточно лёгкого толчка – или правильно введенного кода, а слабое место, как правило, там же, где и сила. Например, обострённое чувство справедливости и желание добра всем правильным людям. Очень хочется, чтобы мир стал лучше. Очень хочется сделать это как можно проще и как можно быстрее – чтобы воочию наблюдать неотвратимое наступление всеобщего счастья.
Понятное желание, в самом деле, сколько можно слушать эти опостылевшие просьбы потерпеть, да и кому интересно участвовать в проектах, рассчитанных на сотни лет? Надо, чтобы в пределах одной жизни, пусть не завтра, но лет через десять, с возможностью самому насладиться миром, где царит справедливость. Ради этого можно пойти на многое. Такая цель стоит любых средств, а метод не раз был опробован человечеством, особенно в японской истории.
Неудивительно, что именно в этом культурно-историческом контексте столь категорично и последовательно была воплощена идея Бэтмена и прочих принципиальных гамлетов, выправляющих вывихи века жёсткой ампутацией без наркоза.
Смертная казнь в Японии, например, в эпоху Эдо, была самой распространённой мерой пресечения преступлений, а в предшествующий период – едва ли не единственной. По законам «военного времени» заодно казнили родственников, а зачастую и соседей, что касается жалости… Как отмечает по этому поводу известный японовед А.Н. Мещеряков, «В одном указе XVII века меланхолично сообщается, что дети некого крестьянина Согоро, осмелившегося подать жалобу непосредственно сёгуну в обход своего прямого начальства, по идее должны были бы быть приговорены к той же мере наказания, что и их непутёвый отец – распятию, но в виде особой милости четверо малюток (одиннадцати, девяти, шести и трёх лет) подвергаются казни через отсечение головы».
Рационально и наглядно – с учётом подобной веками применяемой методики, кто посмеет назвать Ягами Лайта жестоким? Лайт записывал в Тетрадь Смерти только взрослых, умирали они в основном от сердечного приступа – это вам не живьём в землю закопать! Внезапность подобной кары содержит в себе что-то гуманное, по крайней мере, преступник освобождается от мучительного ожидания, неотвратимость же чем-то похожа на опыты с крысами в клетке – а там дрессировка достигает поразительных результатов!
Убивая преступников, Кира, словно в универсальной формуле, объединил законодательную, судебную и исполнительную власть, оставив полиции и разным добрым людям разыскивать предполагаемых убийц, насильников и бандитов. Конечно, есть в этом что-то паразитическое: тот же Бэтмен, например, хоть и пользовался поддержкой «своего человека» в полиции, сам отправлялся на расследование, нередко рискуя жизнью… Ну, и скольких он «исправил» в одном – обратите внимание – Готэм-сити? А тут целый мир и вполне ощутимый результат.
И главное, так по-японски – чисто и аккуратно! Ния недаром назвал Тетрадь самым страшным оружием, ведь она позволяет совершать убийство, не видя его последствий, без крови, без искажённых мукой и отчаяньем лиц, без тускнеющих глаз – с тем минимальным физическим усилием, которого хватает на несколько росчерков пера. Почти как нажать кнопку. Элегантно, удобно, эффектно. Как будто не людей убиваешь, а «ешь» пешки.
Но чтобы сравнивать «Тетрадь Смерти» с шахматами, надо относиться к этой игре как к некой метафоре и не играть в неё всерьёз и регулярно. В настоящих шахматах всё одновременно и сложнее, и проще, чем в жизни. Только 64 клетки, только 32 фигуры – при этом игроки до начала партии знают все правила, видят каждую фигуру и имеют представление о возможностях каждого коня, ладьи и слона.
А здесь участники игры появляется на доске постепенно, и даже те, что стоят с самого начала, нередко нарушают правила, которые также имеют тенденцию меняться. Есть невидимые фигуры и неучтённые, а главные игроки то ли ферзи, то ли короли, поэтому не могут контролировать всех игроков и не всегда видят следующий ход. Какие-то нечестные шахматы получаются!
Но всё равно затягивает – логические построения, просчитывания и просчёты, ошибки и провокации. Ох, уж этот Кира! Ох, уж этот L! Болеешь за обоих, словно непутёвый Синигами, нашедший себе спасение от скуки. И, как Рюук, относишься к происходящему исключительно как к развлечению – максимум, что с тобой могут сделать, это разочаровать, ведь зрители всегда защищены, главное – не вмешиваться.
А посмотреть есть на что. Безукоризненный и стильный красавчик-убийца, чьё пафосное желание стать «богом нового мира» соизмеримо с профессиональной гордостью его оппонента, очаровательного в своих странностях «борца со злом». Идеальные противники, достойные друг друга и при этом, что логично, похожие. Как две стороны одной медали «За мир во всём мире». Как близнецы, разлучённые волей судьбы, но навечно скованные своей родственной гениальностью. Как чёрный и белый ферзь…
С тем важным отличием от ферзей, что в этом сражении один хочет получить доказательства вины другого – того, кто стремится устранить своего противника физически. Признание против смерти – неравные ставки. Кира вообще сразу получил фору: ему-то мало что мешает избавляться от реальных и гипотетических противников, а вот у L – одни запреты. Простой метод «убить всех подозреваемых» – это метод Киры. Пойти на такое – значит, потерять моральное право ловить Киру. Значит, проиграть.
Вот только это не игра, не сражение двух умов за клетчатой доской за чемпионский титул, а вопросы человеческих жизней и поступки живых людей. Стоит увлечься и начать относиться к «участникам» как к «фигурам», неминуемо попадёшь в логическую ловушку: в шахматах при планировании многоходовой комбинации необходимо учитывать поведение только одного противника, а вот фигуры всегда будут ходить так, как положено. Они не совершают ошибок. У них нет свободы воли. Они не могут ослушаться. В отличие от людей.
Самый искусный манипулятор не сможет вечно контролировать «исполнителей своей воли». Люди, в самом деле, интереснейшие создания – как раз в силу своей непредсказуемости. И как бы ни хотелось расчертить мир на чёрные и белые клетки, рано или поздно лавина чужих ошибок и случайностей заставит вопить от злости даже самого хитроумного и хладнокровного «гроссмейстера».
В самом деле, какой гений может предусмотреть ВСЁ? Например, как Лайт мог учесть появление такого «подарка», как Миса, к которой идеально подходит поговорка «одна блАндинка способна испортить жизнь бесконечному количеству умных людей»? Это всё равно что для опытного детектива L поверить в Синигами и Тетрадь Смерти! Всем достаётся поровну и неожиданностей, и подвохов, разрушающих стройные причинно-следственные конструкции и логические цепочки.
Однако каким бы захватывающим ни было противостояние этих двойников-вундеркиндов, «Тетрадь Смерть» не о том, кто умнее. Масштаб шире: идеи Киры и его возможности против идей и ресурсов «испорченного» мира. Киру и L можно заменить, хотя, конечно, с потерей качества, но суть останется прежней: киллер-индивидуалист Vs закон-LAW-LEX, который, каким бы dura он ни был, всё равно остаётся законом. И вся история человечества неминуемо упирается в эту веками выработанную установку.
Впрочем, правила подвержены корректировкам и мутациям. В наши дни в Европе не казнят за срубленное в королевских лесах дерево, хотя именно благодаря подобным мерам эти леса достояли до наших дней. Но чего можно достичь законами, по которым даже убийца может быть оправдан? Преступников много, и они нередко избегают наказания – так что знакомый не понаслышке с этим возмутительным обстоятельством Ягами Лайт, обретя Тетрадь Смерти, пытается исправить мир.
У него есть факты – напрямую от японской полиции, с деятельностью которой он знаком благодаря отцу, занимающему в этой организации высокий пост. У Лайта всё в порядке с головой: отличник из отличников, привыкший относиться к себе как к особенному и постоянно получающий подтверждение своей исключительности. И главное, у него безупречная репутация, он никогда не оступался!
Скучно – до зевоты. Лайта тоже подташнивает от собственной «идеальности», контрастирующей с несовершенным миром. Ну, окончил бы он университет, поступил бы в полицию, как отец, стал бы лучшим следователем – а толку? Ловить бандитов и видеть, как их оправдывают? Потрать на это всю жизнь, заработать инфаркт и так ничего конкретного не добиться?!
А ведь всё до смешного просто: в мире есть плохие люди, которые мешают хорошим. Вспоминаем арифметику, применяем закон вычитания – и вуаля! - счастье для всех, и никто не уйдёт. Для универсальной формулы не хватало лишь Тетради Смерти. Лайт получил её – и начал вычитать… И начал превращаться в Киру. И начал свой путь к поражению.
Разумеется, подобное «расщепление» началось не с обретения Тетради (это, так сказать, внешний фактор), а с принятием на себя роли «высшего судии и палача». Лайт прекрасно понимал, что его действия будут признаны незаконными, а значит, его будут искать. И хотя он всей душой за правосудие, его душа начала подгнивать, когда он разрешил себе то, что запрещено другим. Невозможно одновременно строить справедливость, настаивать на строгости законов – и оставлять лазейку для себя.
Первое, что следует принести на «алтарь правосудия», это своё личное «Я», и многие полицейские, действующие на протяжении всего сериала, не раз и не два доказывали, что иначе нельзя. Самовлюблённость Киры – улика, от которой не оправдаться, каким бы благородным светом ни сияли его прекрасные глаза. Так цель превратилась в средство, а Ягами Лайт начал отходить на второй план – как «исходник», от которого пришлось отказаться ради новой «версии», ради Киры, исключения из всех правил – ради «бога нового мира».
Но это не тот бог, что управляет справедливость, а тот, в чьих руках смерть. Убийца. Преступник. И поскольку Лайт в своих прекрасных порывах, безусловно, прав, постольку Кира обречён на поражение.
Это предопределенность неочевидна, но неотвратима и расстраивает не меньше, чем внешние изменения главного героя. Аниматоры и художники «Тетради Смерти» аккуратно перенесли на экран персонажей манги, поработали над интерьерами и обликом города, создали по-настоящему напряжённую атмосферу, позаботились о деталях и символах, а голоса сэйю вкупе с ритмичным фортепианно-гитарным саундреком подняли сериал до высокого уровня и заслуженных рейтингов. Всё отлично, но почему тогда с каждой серией… с каждым днём… с каждой сотней совершённых убийств Лайт Ягами всё больше становится похож на некое карикатурное воплощение «злодейства, скрещенного с гениальностью»? Этот безумный смех, это демоническое выражение лица, в котором уже мало что осталось от того лапочки, каким он был в начале – что они этим хотели показать? То, что убивать людей – плохо? Но идея-то хороша: очистить мир от преступников во имя справедливости!
Всё правильно. Это первый симптом болезни, при которой белое кажется чёрным, а свет превращается в тьму – хочется упрощать. Зло любит симметричность, схематичность и логику, зло обожает чёткие формулы и быстрые ответы, зло искушает мгновенным результатом. Кажется, что всё просто и очевидно, и кто там вспомнит того первого, сомневающегося и колеблющегося Гамлета и его слова о том, что «если обходиться с каждым по заслугам – никто не уйдёт от порки»?
В каждом из нас скрывается это сладкое желание, чтобы одним ударом – и всё сразу стало хорошо. К счастью, чудес (если это можно назвать чудом) не бывает, мы не получим ни кнопки, убивающей всех злодеев, ни суперспособностей, ни Тетради Смерти. Увы, но поэтому никому не удастся на собственной шкуре испытать «развращающее действие власти». Можно лишь размышлять и фантазировать на эту тему, но знать наверняка о самом себе, насколько ты устойчив к заразе, получится ли удержаться, будет ли шанс избежать серьёзных ошибок?..
Это как яблоко. Искушение, после которого тебя вышвырнут из рая фантазий и желаний в реальность – но пока не откусишь, не скажешь наверняка, какова она на вкус, эта возможность заканчивать чужие жизни.
Ягами Лайт попробовал. Убедительный эксперимент. Результативный опыт. За этим стоит понаблюдать.
